БЕССМЕРТНЫЙ ДЕСАНТ НА КОСУ ФРИШЕ — НЕРУНГ
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ 3-го БЕЛОРУССКОГО
26 апреля 1945 года часть 3
В брошенном немцами блиндаже разместился штаб «восточного» отряда. Пленные сообщили, что их командование знало о готовящемся десанте и было готово к его отражению, перебросив часть сил на противоположный берег косы, где ожидали высадку «западного» отряда. И только на рассвете немецким солдатам дали отдохнуть, ослабив наблюдение за подходами к побережью, поэтому запоздалый десант застал их врасплох. Эта ситуация оказалась на руку полковнику Добротину. Потеряв в первом броске тридцать человек, он приказал первому батальону расширить плацдарм в южном направлении, а «дисбату» — соединиться с «западным» десантом. Когда через час немцы пришли в себя, их артиллерия засыпала снарядами позиции десантников, разбила штабную рацию, оглушив связистку Аню Устюжанину, не успевшую передать радиограмму. Оказавшись рядом, Добротин успокоил девушку: «Ничего, главное, что осталась живой. А радиограмма… Ее содержание хорошо поймут хотя бы по тому, что внезапно прекратилась связь». В «восточном» десанте было семьдесят два связиста. И если в армейских частях рации были только у командиров батальонов, то в морской пехоте — в каждой роте.
В незнакомом лесу солдаты Лейбовича держались группами, старались не терять друг друга из вида. Бойцы взяли штурмом немецкую береговую батарею прежде, чем противник танками и пехотой атаковал их у поселка Вальдхалле. Немецкие офицеры — летчики и моряки, прижав автоматы к животу, не стреляя и громко крича, шли во весь рост, то поднимаясь на гребни дюн, то исчезая в ложбинах между ними. «Психическая атака»,— крикнул кто-то из десантников. «Дисбат» дрогнул, а в штабе десанта появились связные с просьбой о помощи. Пристрелив трех паникеров, комбат воткнул в песок военно-морской флаг и с возгласом: «Назад ни шагу! Только вперед!» — поднял бойцов в штыковую атаку. В разгар боя пуля снайпера пробила каску командира роты В.С. Яльцева, другая попала ему в грудь. Умирая, он произнес: «Оставьте меня, бейте врага». Политработник старший лейтенант Печерский гранатой подорвал противотанковую пушку противника, но и сам погиб в этом бою. Был ранен начальник штаба батальона. Немцы не смогли пленить краснофлотца А.В. Александрова. Отбиваясь из последних сил, он крикнул: «Балтийцы живыми не сдаются!».
И все же левый, а затем и правый фланг «дисбата» были прорваны, и батальон начал отступать к берегу залива. К половине девятого утра положение десанта еще более осложнилось. В бой пошли все резервы командира полка: сначала взвод разведки, а потом минометная рота и единственное орудие, взятое с собой.
Неприятель быстро, беспорядочной толпой приближался к командному пункту, где вместе с Добротиным заняли круговую оборону офицеры штаба, девушки-связистки, санитары и даже тяжелораненые, кто мог держать в руках оружие. Оглохнув от грохота, чумазые от пота и гари, сплевывая пыль и отчаянно ругаясь, они стреляли из автоматов и винтовок, бросали гранаты. Младший сержант Иван Никулин на виду у немцев выкатил на песчаный холм пулемет «максим» и открыл огонь. Бежавший впереди немецкий офицер уткнулся головой в землю. В густых цепях наступающих то здесь, то там образовывались просветы. Но ранен и Никулин, замолк пулемет — заело. Он быстро отремонтировал второй — и вновь открыл огонь, и вел до тех пор, пока не был ранен в лицо, и только по приказу командира оставил свою позицию.
Собранные в песчаной лощине немецкие военнопленные заметили, что силы русских на исходе и наступил момент ударить с тыла. Собрав оружие, они напали на малочисленную охрану, но были прижаты к земле пулеметным огнем. Положение спас 1-й батальон морской пехоты. Моряки оттеснили противника в воду, добив его в зарослях камыша. Взятый в плен снайпер оказался власовцем, земляком одного из краснофлотцев. С каждым выстрелом в предателя краснофлотец приговаривал: «Вот тебе за Украину! Вот тебе за Советский Союз! Вот тебе за моих друзей!».
На другом фланге «восточного» десанта моряки отразили во семь атак противника. Немецкие пулеметы срезали полуметровые стволы сосен, упавших на поляну, где выстрелами из противотанковых ружей моряки остановили немецкие самоходки. Трое краснофлотцев пали в этом неравном бою, еще один был тяжело ранен. В партийном билете краснофлотца Е.Е. Коваленко нашли записку: «Если погибну, передайте всем, что дрался честно, преданно за нашу Родину, за отца нашего Иосифа Виссарионовича Сталина». Колонна немцев под белым флагом попыталась сблизиться с минометчиками старшего лейтенанта Гранкина. После того как по неприятелю ударили станковые пулеметы, около четырехсот солдат и офицеров противника сдались в плен.
Бронекатера со вторым эшелоном десанта опоздали на два с лишним часа. Ожидая подкрепления, морская пехота вела трудный бой, так и не дав немцам обрушиться на «западный» десант. Широкие полосы дымовой завесы, сливаясь в густую пелену, наползали на побережье, куда противник подтянул несколько орудий и минометов и встретил еще более ожесточенным огнем сводный полк 43-й армии. В 8 часов 40 минут вместе с главными силами сошел на берег генерал-майор Кузьмичев, взявший на себя руководство боем. Он организовал связь с армейским командованием, авиацией и подчиненными силами.
Однобашенные катера были отправлены в Пайзе за десантом и боезапасом, а двухбашенные оставлены в заливе для прикрытия десанта. В полдень на бронекатерах, буксирах и баржах подошел третий эшелон, состоявший из резервного батальона сводного полка с боезапасом, но из-за сложной обстановки на берегу десант попал на позиции немцев. Часть солдат приняли бронекатера, которые тотчас отошли от берега. Судьба более сотни солдат и командиров оставалась неизвестной до конца операции.
Вместе с мужчинами сражались и женщины-краснофлотцы. Во время высадки связистка А.А. Волкова шла по подбородок в воде, удерживая рацию над головой, чтобы в нее не попала вода. На берегу она быстро передала все приказы и донесения командира десанта. Санитарка С.Г. Калакова вынесла из-под огня двенадцать раненых. В самый трудный момент боя она перевязывала бойцов в траншеях, и только получив тяжелое ранение, покинула поле сражения. Во время атаки санинструктор М. Бонжус неожиданно осталась одна с группой раненых. Девушка отбивалась гранатами от наседавших со всех сторон гитлеровцев, пока к ней не пришла помощь.
Женщины-краснофлотцы доставляли раненых на катера, стоявшие на отмели под минометным огнем. В числе первых это сделала санинструктор А.А. Серебровская. По одной из версий, отважную девушку сразил осколок мины, когда она помогала раненому бойцу. По другой — ее убил эсэсовец, которому она оказала медицинскую помощь. В образе А. Серебровской отразились судьбы советской молодежи. После окончания биологического факультета Московского государственного университета Александра мечтала стать ученым-селекционером. Но началась война, и она добровольцем ушла на фронт, работала в военных госпиталях. После многочисленных просьб ее направили в морскую пехоту Балтийс кого флота, с которой она прошла от Кронштадта до Пиллау. «Что бы ни случилось со мной, вы должны не печалиться, а гордиться мною — ведь не каждому выпадет честь умереть за нашу прекрасную Родину»,— писалаА. Серебровская родным.
В мае 1974 года в Балтийске на улице, носящей ее имя, был установлен памятник, автор которого калининградский скульптор О.Н. Аврамченко.
Прикрыв десант дымовой завесой, дивизион М.Ф. Крохина вызывал огонь на себя. Экипажи бронекатеров в этой операции расстреляли более трех тысяч снарядов и двенадцать тысяч патронов, потеряв восемь моряков убитыми и ранеными. Пока длился огневой поединок, остатки резервного батальона сводного полка стремительно подошли к берегу.
Весь день противник не терял надежды сбросить «восточный» десант в воду. И лишь вечером, когда в воздухе появились долгожданные ракеты — сигнал о соединении с частями 11-й гвардейской армии, десантники, взяв носилки с ранеными и оставив команду для сбора погибших, вышли к берегу моря, где их ожидали катера для переправы в Пиллау. Поднявшись на дюны и вдыхая запах соснового леса, десантники ловили себя на мысли, что любуются окружающей природой. О войне им напомнили матросские бескозырки, принесенные к берегу волною.
Все уцелевшие здания в Пиллау были заняты войсками, и полк Добротинаразместился в вагонах, стоявших на подъездных путях станции Пиллау. Бойцов долго не могли найти, а когда разыскали, то не стали будить. Спустя сутки морскую пехоту построили для вручения наград, не забыли и бойцов дисциплинарного батальона: сто человек получили досрочное освобождение, восемьдесят одного человека перевели в разряд «исправления». Троих, в том числе и комбата Лейбовича, представили к званию Героя Советского Союза.
Но по разным причинам наград они так и не получили.
Усилиями наступавших вдоль косы гвардейских дивизий и десантов судьба плацдарма была решена — им прочно овладели гвардейцы 11-й армии. В «восточном» десанте погибли 70 человек, пропали без вести — 34, ранено — 133 человека. Не меньшие потери понес и «западный» десант — 123 убитых, 107 раненых. В бою с десантниками были убиты сотни солдат и офицеров Вермахта. Среди них — генерал-майор медицинской службы начальник армейского госпиталя. «Установить фамилию генерала не удалось, так как бой был чрезвычайно напряженный и вынимать из карманов документы было некогда; позднее, когда напряжение боя снизилось, труп его был разыскан, но в карманах уже никаких документов не оказалось. Ввиду этого, с него был снят только мундир».
Десантникам достались большие трофеи. Так, «восточный» отряд захватил: 3.513 винтовок, 1.300 автоматов, 354 пулемета, 18 минометов, 30 орудий, 13 танков, 260 автомашин, 18 мотоциклов, 11 складов, 12 самоходных установок. В плен попали 5.800 солдат и офицеров противника, они высоко оценили действия советских войск.
«До 25.04. русским не удавалось чувствительно ударить по отходящим войскам с тыла. 25.04. высадкой десанта в трех местах они нанесли нашим частям решительный удар. Эти десантные операции кончились 26.04.45 г. тем, что борьба оказалась для немецких войск непосильной. И наши войска понесли потери, утратив всякую боеспособность». Командир боевой группы «Герц» был вынужден признать, что на Фрише-Нерунге «русская пехота в ночном бою действовала лучше, чем в дневном, и превосходила здесь немцев. Русские — «дети природы» и лучше могут использовать выгодные им условия местности или время суток».
Днем на косу переправился командир 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майор А.А. Борейко, взявший в свои руки управление войсками. Они отбросили противника к следующему оборонительному рубежу, южнее мыса Меввен-Хакен, где немцы на некоторое время остановили наступление советских войск.
Морские тральщики тянули паромы, собранные из понтонов с деревянными настилами. Покачиваясь на волнах, плыли танки и самоходные орудия.
Из-за сильного ветра, поднимавшего высокую волну в проливе, не всем катерам и лодкам удалось подойти к берегу, до которого гвардейцам приходилось добираться вплавь, используя рыбачьи лодки, старые баржи, пустые бочки, бревна, доски. Ватная телогрейка, брюки, каска, оружие и боеприпасы тянули их камнем на дно.
О своей переправе вспоминала командир взвода разведки лейтенантТ.Н. Андреева: «С Фрише-Нерунга била дальнобойная немецкая артиллерия. Мы собрались на плоту переплыть на другой берег пролива, куда хотела попасть и разведка 1-й Московской гвардейской дивизии. Но плот был один, и между нами едва не вспыхнула ссора. Когда один из бойцов схватил меня за грудки, мои ребята закричали: “Что ты схватил нашу лейтенантшу!”. Они приняли меня за мужчину, одетого в маскхалат и фуражку, а узнав, что я офицер, отбежали в сторону. Со всех сторон летели снаряды, а с неба падали бомбы. Чтобы не было так страшно, старшина налил из бачка всем водки. Стоял солнечный, теплый день, и все, что творилось вокруг, не вмещалось в моем сознании. Уже на косе убило старшего сержанта Б. Ерошкина, тело которого разведчики отнесли в лес, потом искали, но так и не нашли. Потом ранило троих разведчиков и контузило меня, но я быстро пришла в себя. Немцы, отстреливаясь, уходили дальше, отступали».
В то время, когда шли бои в северной части косы Фрише-Нерунг, по заваленной битой техникой, деревьями, противотанковыми заграждениями дороге с минированными обочинами с трудом пробирались машины армейских саперов. Обильные дожди сделали непроезжими все проселочные пути. Все дорожные части армии днем и ночью подкладывали кирпичи и хворост в выбитое ямами и воронками шоссе. Объем работ был большой. Целые сутки в районе Лохштедта засыпали воронки и ямы, убрав с дороги двенадцать танков, сто пятьдесят автомобилей, двадцать тягачей и бронетранспортеров. После взятия Пиллау в город ринулось огромное количество автотранспорта — за трофеями. На контрольно-пропускном пункте в Фишхаузене стояли офицеры тыла, не пускавшие машины, которые не имели отношения к боевой операции. Офицеры-дорожники освободили город от постороннего транспорта и установили одностороннее движение в Пиллау. Несмотря на беспрерывный обстрел, в сутки проходило до двух тысяч автомобилей. Множество их скопилось у маяка в ожидании переправы.
Кипевший от злости генерал Григоренко распекал командира 9-й понтонно-мостовой бригады: «Ждете? Ждете, когда кто-то за вас дело сделает, а в это время ваши товарищи на косе погибать будут? Берите взвод понтонеров и, если нельзя проехать, снимайте понтоны с машин и несите сюда на руках. Даю полтора часа сроку. Не будет понтонов — самолично доставлю в трибунал, как саботажника!».
Впервые за годы войны армейским саперам предстояло навести паромные переправы и пятисотметровый плавучий мост через Морской пролив.
Из-за нехватки понтонов использовали немецкие секции. По району переправы противник вел артиллерийский огонь, и строительный батальон потерял сорок девять своих солдат. Но уже к утру первый танк с механиком-водителем осторожно двинулся по мосту, останавливаясь каждый раз, когда гусеницы уходили под воду. Следом за ним пошли другие танки, артиллерия, повалила пехота. До конца апреля по понтонному мосту прошло около пяти тысяч автомобилей и три с половиной тысячи подвод с лошадьми. Навстречу им в сопровождении малочисленного конвоя двигались колонны пленных. «Наш командир роты, увидев одетого в немецкую форму власовца, застрелил его. Немцы остановились и зашумели, — вспоминал сержант И. Рожин. — И тогда я закричал: «Тихо — это власовцы!». Тогда вперед вышел немецкий офицер и стал показывать пальцем на стоявших в строю: «Власов! Власов! Власов!». Старший лейтенант скомандовал: «Власовцы, выходите!». — И затем: «Расстрелять!». Положение спас проезжавший мимо командир дивизии: «Ты что делаешь! Их трибуналом судить будут. А ты самосудом!». Убитого солдата оттащили в воронку. Когда пленные продолжили путь, тяжелый снаряд попал в середину переправы, разрушив ее. В воду полетели люди и техника».
А бои шли еще до 1 мая…